ПОЭЗИЯ + МУЗЫКА + ЛИЧНОСТЬ


– А разве кто-то сомневается, что Булат Окуджава поэт?
– Да нет, конечно, но есть тут, видимо, какая-то загадка. Иначе зачем бы серьёзным критикам, обсуждая поэтический сборник (ЛГ N 52 за 1977 г. — Два мнения о книге Булата Окуджавы «Арбат мой, Арбат»), задавать себе вопрос: «Что же такое Булат Окуджава в собственном смысле?» Тем более, что двух мнений, как выяснилось, здесь быть не может, и оба критика выражают, собственно, одно (казалось бы, известное и бесспорное): «эффект Окуджавы» — в единстве стиха, мелодии и голоса. А было ли в таком случае вообще что обсуждать? Несомненно, и быть может, самое главное: в чём же секрет особого воздействия этого эффекта, в чём его отличие от просто стиха и от просто песни и сколь явление это уникально?
Наверное, ключ к пониманию «эффекта Окуджавы» в том, что Окуджава действует на нас не столько как поэт, сколько как современный б а р д. Термин этот, пожалуй, не слишком удачен, но отражает суть дела и за неимением лучшего давно и широко используется. А бард — это, как известно, человек, способный средствами своего жанра, сущность которого в органическом синтезе поэтического слова, музыки и сугубо индивидуального, «от себя», исполнения, совершить извечное чуда искусства: открыть людям свой особый мир, где каждый может обрести ещё хоть чуточку самого себя и прозреть ещё хотя бы на одну боль другого. Жанр этот у нас не очень традиционен (хотя, естественно, имеет истоки) и не осознан нами ещё как жанр или как специфическая область не только творчества (это не поэзия, не музыка и даже не просто песня), но и «действа» (это и не эстрада, и не камерное пение, и не домашнее музицирование).
Среди бардов не так уж много художников уровня Окуджавы, но, во всяком случае, он не одинок. Достаточно вспомнить Новеллу Матвееву и Владимира Высоцкого. Оба они, кстати, как и Окуджава, успешно работают в качестве авторов песен в кино и театре, публикуют свои стихи, но особенно дороги они нам как барды.
Если судить этот жанр по присущим ему законам, можно открыть удивительные вещи. К примеру, когда перед нами настоящий бард, т.е. не просто «человек с гитарой», а самобытная личность, художник, которому есть, что сказать, и ведомо, как это выразить, то магическая сила его синтетического искусства может породить нечто столь своеобразное и гармоничное, что уже будет не так важно, действительно ли здесь всё — и слова, и музыка — его собственные. Вот ведь и популярнейший французский «бард» Жорж Брассенс иногда сочиняет свои песни на чужие слова, а иногда, напротив, поёт стихи на чужую музыку. У Высоцкого есть на стихи Пастернака и Вознесенского песни «в стиле Высоцкого». А бывали ли вы хоть раз на концерте самого зрелого из молодых наших бардов — Сергея Никитина, ставшего особенно популярным после исполнения им песен М.Таривердиева в фильме «Ирония судьбы»? Поэзию Самойлова, Пастернака, Юнны Мориц поёт он так, что вы ощущаете себя счастливыми путешественниками в добрую и щедрую, пронизанную музыкой, страну Сергея Никитина, где эти поэты, отнюдь не теряя своей индивидуальности, говорят с нами устами барда и открываются нам с какой-то неожиданной стороны. Значит, можно быть ярким бардом и вовсе не будучи поэтом! Дело, вероятно, не в том, свои поёт бард стихи или чужие, главное — они становятся органически его собственными, он выбирает только те из них, которые отвечают его внутреннему настрою и которые сам он «мог бы написать».
Впрочем, строгие границы жанра «бардовой песни», как и любого жанра, очертить невозможно. Но одно условие тут, пожалуй, обязательно: для истинного приобщения к миру барда необходимо видеть, как он поёт, побыть с ним самим. Поэтому В. Королёв не до конца прав, когда в общем справедливо говорит, что настоящая книга Окуджавы — это издание фирмы «Мелодия». Настоящая книга, т.е. душа барда, может вам открыться в полной мере только при непосредственном общении. Конечно, песни Окуджавы не умирают и отделяясь от автора, — ведь они воспринимаются и как «просто песни» (а тексты их, естественно, и как «просто стихи»). Но частенько неавторское исполнение этих песен наводит на грустную мысль, что далеко не все поющие осознают их подлинную, «бардовую» глубину.
А читая сборник стихов Окуджавы, как и слушая его голос, конечно, обо многом задумываешься. Тот ли теперь он, каким околдовал наши души лет 15–20 назад? Так ли нужны его песни (да и песни других бардов) сегодняшним нам — эстетам и скептикам, как тогдашним — оптимистам и романтикам? Что поют нынче «для себя»? Почему так ломятся молодые и «старички» на концерты лучших бардов и почему нельзя увидеть этих бардов дома по телевизору? И не начинает ли сейчас фигура умудрённого и тонкого Барда играть в нашем сознании ту роль, которую два десятилетия назад взял на себя дерзкий и откровенный Поэт (образ коего, увы, теперь заметно потускнел)? Короче, на ум приходят вопросы, которые могли бы, очевидно, составить предмет интересной многим дискуссии о творчестве бардов, отражающей сегодняшние требования и к поэзии, и к песне и, главное, — к личности художника.
А если вернуться в заключение конкретно к Окуджаве, то, надо полагать, большинство его истинных почитателей сойдётся на том, что, как автор стихов, Окуджава — один из хороших поэтов (возможно даже — один из немногих очень хороших поэтов), а вот как бард он — Булат Окуджава. В самом собственном смысле.

А. Дулов, конец 70-х