Александр Андреевич Дулов не оставил автобиографии и не любил говорить о своей жизни. Наиболее полное представление дают о ней его песни. Первые - задорные и шуточные, сделанные на собственные, как он говорил, тексты, - относятся к 1950 году. Среди них знаменитая «Ой-ё-ёй, а я несчастная девчоночка», особенно ему дорогая, поскольку это была первая песня, которую автор услышал в народном исполнении –
«правда, это был пьяный на улице» – смеялся он. Последняя песня «Всё будет хорошо» на слова Ларисы Миллер была написана в 2005 году – том самом, когда болезнь его настигла. В МП3-диске, вышедшем к 75-летнему юбилею Александра Андреевича, содержится наиболее полная подборка песен в авторском исполнении – около трёхсот, а на самом деле их много больше, и сделаны они главным образом на стихи разных поэтов.Родился Дулов в Москве 15 мая 1931 года. Жил в Дегтярном переулке вблизи Пушкинской площади в крохотной комнатке большой общей квартиры, как и большинство москвичей в ту пору. Была в той квартире добрая соседка, позволявшая мальчику вволю импровизировать на пианино, и он всегда с благодарностью ее вспоминал. На вопрос, какой была его семья, Александр Андреевич отвечал: из служащих, при этом родственников, имевших отношение к музыке, не прослеживалось. Отец Андрей Дмитриевич рано оставил семью, и мать Бэлла Ефимовна растила сына одна. Беззаветная материнская любовь и стала для него главным воспитательным средством, отсюда и особо трепетное отношение к женщине, так отчетливо проявившееся позднее в дуловском творчестве. Забегая вперед, скажу, что его мать умерла после тяжелой болезни, когда Дулов был студентом третьего курса.
В 1938 году Александр Дулов пошел в школу № 636 в том же Дегтярном переулке, где учился и Дмитрий Сахаров, написавший много позднее:
Да, это наше, Дулов, логово,
И пускай прославится в веках
Школа типовая наша около
Храма Рождества на Путинках.
Когда разразилась война, школьников отправили на Урал. Там, в маленьком городке, в интернате для эвакуированных, в голоде и холоде он прошел страшную школу выживания, но на его характере это никак не сказалось – он вырос исключительно добрым, честным, отзывчивым, неизменно доброжелательным и очень мужественным человеком. По возвращении домой в Москву снова была школа, также и музыкальная – два года Дулов обучался игре на контрабасе. Играть на нем, по его словам, не стал, а вот некоторые музыкальные представления получил. В 9 классе один из друзей показал ему 3 гитарных аккорда, за последующие годы Дулов, опять же с его слов, добавил еще несколько – вот и всё музыкальное образование. Так что поразительное мелодическое богатство и самобытность, которыми славятся песни Александра Дулова, это от Бога. Вообще он был замечательно талантливым человеком во всём, чем занимался, исключая разве столь модную теперь сферу бизнеса – к личному обогащению он был совершенно неприспособлен, да и не стремился к этому.
Закончив в 1949 году школу с золотой медалью, Дулов сразу поступил на химический факультет МГУ, разумеется, безо всяких ухищрений и протекций. О студенческих годах здесь вспоминает его однокурсница Елена Чуковская, всю жизнь остававшаяся его близким другом. Правду сказать, Дулова больше привлекал филологический факультет, по своей природе он был явным гуманитарием, но возобладали соображения, заставившие отказаться от более близкого дела. Химия же представлялась нейтральной наукой, а в школе была, как он говорил, хорошая химичка. Учился он в университете отлично, получая повышенную стипендию, на которую и жил – в те времена это было возможно. Свои первые песни Александр Дулов сделал на собственные стихи будучи студентом первых курсов, хотя и в школьные годы были такие опыты, просто не сохранилось записей. Вот отрывок из песни 50-го года, можно сказать программной:
«Что же может быть чудесней,
Коль удасться песню новую узнать?!
Но откуда взяться песне,
Если сам её не станешь сочинять?»
Особую ценность песня приобретала в туристских походах, экспедициях и иных выездах на природу, в том числе не по доброй воле – на картошку. Мне особенна дорога относящаяся к 1952 году песня «Когда гляжу на дальнюю дорогу» с зажигательным припевом: «Прощай, родная моя, дорога снова в даль зовет меня». Мы, студенты Биофака МГУ, с энтузиазмом распевали её в 58 году в Казахстане на целине – песня ушла в народ, автор же оставался неизвестен. Кто он, я узнала только 10 лет спустя.
В 1954 году Дулов, выпускник кафедры органического катализа, поступил на работу в Институт органической химии – ИОХ АН, тогда ещё СССР, и проработал в нем 53 года, пройдя путь от младшего научного сотрудника до ведущего. Его кандидатская диссертация была посвящена свойствам полимерных органических полупроводников, докторская – многокомпонентным катализаторам. Всё это очень сложные для меня материи, поэтому обращусь к словам его многолетней сотрудницы и верного друга Людмилы Абрамовой: «Поражает умение А.А.Дулова итти в ногу со временем. Проводившиеся им исследования высокотемпературных сверхпроводящих керамических систем стоят в ряду передовых работ, направленных на синтез новых материалов. Он – один из первых, кто по достоинству оценил перспективу использования сканирующей туннельной микроскопии и компьютерного моделирования и взял на вооружение эти методы». Дулов – автор более 160 научных публикаций – статей, авторских свидетельств, обзоров, монографий. Имея особую склонность к иностранным языкам, он легко переводил с английского, немецкого, французского языков, который особенно любил, изучал японский. В 1974 году каким-то чудом состоялась его полугодовая научная командировка во Францию, одним из итогов которой стала широко известная песня Сергея Никитина на слова Дмитрия Сухарева и ответная песня самого Александра Дулова «Парижские страдания».
И всё-таки при всем увлечении наукой песенное творчество, основанное на страстной любви к поэзии, сделалось, главным, мне думается, делом жизни Александра Дулова, и произошло это уже в годы работы в ИОХе. В нем трудились многие его однокурсники, сообща ходили в походы по Алтаю, Уралу, Кавказу, Кольскому полуострову, ездили в альплагеря, любили дружеские вечеринки, и песня в хоровом исполнении была важнейшим объединяющим началом. Дулов же с его гитарой, юмором, обаятельным голосом, взрывным темпераментом всё больше становился центром и душой компании. В середине 50-х образовался ансамбль «Дельфинчик»: выступали не только в своем, но и в других институтах, большое место в программе занимали песни Александра Дулова в исполнении самого автора. В начале 60-х состоялось выступление «Дельфинчика» на слёте Клуба самодеятельной песни – КСП, тогда же началось самое тесное и долголетнее, до последних дней, творческое сотрудничество Дулова с этим уникальным сообществом свободных людей, объединенных любовью к авторской песне. Наконец, в Институт пришел на работу Сергей Никитин, ставший завсегдатаем подвальчика, где помещалась дуловская химическая лаборатория, сделавшаяся и лабораторией песенной: здесь песня зарождалась, творилась, проходила первые и самые пристрастные испытания, становясь всё более глубокой как по форме, так и по содержанию.
Конец 50-х – начало 60-х было временем краткой хрущёвской оттепели, когда повеяло свободой, приоткрылась страшная правда сталинщины, и для многих, Дулова в том числе, началась болезненная переоценка привычных воззрений и жизненных установок. Это было время невероятного в условиях СССР всплеска культурной жизни, на сцену Политехнического вышли Евтушенко и Вознесенский, зазвучали голоса Окуджавы и Высоцкого. К первому поколению бардов рубежа 50-х – 60-х годов, для которых песня стала выражением свободы, стремлением сохранить свою честь, личность, независимость, привнести в культуру честное и человечное, а не заказное и фальшивое, принадлежит и Александр Дулов. Теперь он всё реже делает песни на свои стихи – тексты, как он всегда подчеркивал, его требования к поэтическому слову стали слишком высоки, чтобы удовлетворяться собственными опытами, он оставил их для дружеских шаржей и посвящений, которых писал во множестве. В эти годы для него открывается неведомый прежде завораживающий поэтический мир: что-то издаётся в стране (книги привозили в рюкзаках иной раз из самых неожиданных мест), что-то приходит из-за кордона, перепечатывается на папиросной бумаге, тщательно переплетается, переходит из рук в руки, дарится на дни рождений. Он начинает напевать особенно понравившиеся стихи, сначала для себя, для более глубокого в них проникновения, потом, иной раз после многомесячной обкатки, душевно сроднившись со стихами настолько, что они как бы превращаются в свои, выносит на суд слушателей уже песню.
В 1959 году Дулов увлечён Александром Блоком, его «Девушка пела в церковном хоре» – одна из ранних. В 60 -61 годах появляются песни на стихи Сергея Есенина, Евгения Винокурова, Игоря Северянина, очень популярные так называемые туристские песни на стихи Игоря Жданова. Нет возможности вспомнить здесь всех поэтов, привлекших в эти годы внимание Дулова, назову лишь самых для него знаковых. В 1962 году это Марина Цветаева, Николай Гумилёв, Евгений Евтушенко – теперь он запел крайне тяжелые как для исполнения, так и для слушателей, бередящие душу стихи «Бабий яр» и сделал это блистательно. Дулов становится не только истинным ценителем и знатоком поэзии, но и просветителем, открывая для пришедших на его концерт новые, забытые или даже запретные имена.Пишу эти строки и оглядываюсь на идущие от пола до потолка полки собранной им поэтической библиотеки – будучи тяжело больным и прикованным к постели, он просил поставить книги любимых поэтов перед глазами – «читать уже не буду, но хоть посмотрю на них». Многие сотни, наверное, тысячи книг – никто не считал – солидных томов и скромных провинциальных изданий в бумажных обложках, и повсюду в них тоненькие полосочки бумаги – закладки, отмечающие те стихи, на которые он хотел бы сделать песни, да не успел. «Уж не собираетесь ли вы перепеть стихи всех поэтов на свете?» – записку с таким вопросом прислали Дулову на одном из концертов. Особое место занимают в его библиотеке и жизни поэты Серебряного века и вот что он об этом писал: «Из всей русской классики меня сильнее всего притягивает даже не Золотой Х1Х век русской культуры, а век Серебряный, длившийся в действительности всего четверть ХХ века. Но по широчайшему многообразию ярких талантов, по фейерверку блестящих идей, обогативших и изменивших наш взгляд на мир, по щедрому заряду художественной энергии, по будоражащему воздействию, которое он успел оказать и продолжает оказывать на мировую культуру, Серебряный век отнюдь не меркнет на фоне титанических вершин Золотого века России. Октябрьский переворот и коммунистическая тирания жестоко прервали полёт Серебряного века в самом расцвете, и человечество ничем не восполнит уже этот урон. Потому и отношусь я с такой горькой нежностью ко всему, что всё-таки успело осуществиться из этого поразительного замаха, к стихам и судьбам чудных поэтов Серебряного века от Бальмонта, Блока, Гумилёва, Ходасевича до Цветаевой и Пастернака».
«Всем известно, что в авторской песне личность автора играет ключевую роль. Какие же личностные особенности Александра Андреевича существенны для его творчества? – таким вопросом задается Дмитрий Сухарев в предисловии к одному из ранее вышедших дисков Дулова. – Назову черту, которая бросается в глаза каждому, кто слушал Дулова в большом объёме. Это потребность петь за узников и узниц – лагерников, острожников, колодников. Варлам Шаламов и Анатолий Жигулин, предрасстрельный Гумилёв и вдова расстрелянного Колчака, – они не просто соавторы Дулова, но, я бы сказал, характернейшие его соавторы. Александр Андреевич Дулов хуже нас умеет отгораживаться от чужой боли, и этим он, наверное, лучше нас. Индекс толстокожести у Дулова ничтожно низок».
Не было ни одного концерта из многих сотен, как в родной стране, так и за рубежом, чтобы Александр Дулов не спел, иной раз целое отделение, песни на такие болевые и принципиально важные для него стихи. Он выходил на сцену не для увеселения публики, под которую никогда не подлаживался, а «для утверждения человеческих ценностей на языке поэзии и музыки»– именно в этом видел он предназначение барда. Дулов вполне отдавал себе отчёт в том, что многие его песни трудны для восприятия: «Слушание стихотворных циклов Варлама Шаламова, Анны Книппер-Тимирёвой, Анатолия Жигулина требует напряжения и сосредоточенности. Но перед памятью миллионов жертв большевистского режима мы не имеем права отмахнуться, отречься от этих судеб – это ведь и наша судьба». Знаменательно, что его последний концерт в апреле 2007 года, а не стало его 15 ноября, состоялся в правозащитном обществе «Мемориал».
«И всё-таки – Любовь!.. Ничто не объединяет людей так надёжно, как Любовь. Вот потому-то наверное легко и естественно пою я трепетные слова, выдохнутые не только Мужчиной, но и Женщиной» – это тоже сказал Дулов. На протяжении всей своей жизни он оставался лириком и романтиком, верящим, что Красота действительно спасёт мир. Потому так светлы и проникновенны песни Дулова на слова Николая Рубцова с его щемящей и певучей российской тоской, Александра Кушнера, Владимира Попова, Вероники Тушновой, Ларисы Миллер и многих других поэтов. Эти песни, так любимые народом, обычно пелись хором в заключение его концертов, и надо было видеть, как светлели лица и теплели глаза, а потом люди никак не хотели расходиться.
Оставаясь по натуре исключительно цельным человеком, в своих песнях он был очень разным, разносторонним, на сцене поразительно многоликим – как не один бард, наверное, замечательно артистичным. Для него самого были очень дороги песни - сценки, когда он не просто пел, а «проигрывал» стихи – театр одного актёра, – и делал это с редкой изобретательностью и юмором! В последние годы он даже «писал оперу», как шутливо объявлял на концертах, объединив в ней остро сатирические песни, посвященные нынешней парадоксальной действительности. Конечно, их крайне трудно, а чаще всего невозможно воспроизвести. Такие, к примеру, как «Баллада о неандертальском Прометее» на стихи Олега Тарутина, которые он для усиления впечатления несколько «подредактировал» – бывало и так, и Дулов всегда очень в таких случаях винился.
«Песню надо, конечно же, петь или на худой конец слушать. А бардовскую песню, если слушать, то, убеждён, – лучше всего в непосредственном общении с автором. Экран или пластинка, как фотоснимок, не передают её живую душу – ведь песня должна каждый раз как бы рождаться заново. Правда, для того, кто слышал эту песню «вживе», сохраняется память души, и поэтому, когда он поёт её сам или слушает в записи, – она живёт», – это снова голос Александра Андреевича. Скоро три года, как он не звучит «вживе». Но память души сохраняют его друзья, а их множество: школьные, университетские, коллеги по работе, по близким и дальним поездкам, поклонники в России и за её пределами, и конечно, преданные друзья из КСП. Именно они берут на себя заботы по организации посвященных его творчеству вечеров и Дня рождения Александра Дулова на Суздальской земле – это замечательное действо состоялось в нынешнем году в третий раз.
Так получилось, что наша жизнь оказалась тесно связанной с этой землёй. В древней Кидекше под Суздалем живёт дочь Елена с многочисленными детьми и мужем Андреем – он священник в местном храме, – там же на тихом сельском кладбище Александр Андреевич похоронен. В лесном местечке «Ласточкино гнездо» вблизи Суздаля он любил отдыхать, здесь провёл два свои последние лета, там же ему приснились эти стихи:
Я люблю, расправив перья,
Над Землёю взмыть любимой,
Отдохнуть на Джомолунгме,
В Ниагаре понырять.
Пролететь, дыша свободой,
Над Землёй необозримой,
Порезвиться с кашалотом,
С львом в саванне полежать.
Но заметивши людишек,
В мир палящих и друг в друга,
Камнем с неба я срываюсь
В океан, на дно, в крови.
И молюсь я: дай им, Боже,
И молюсь я: дай мне, Боже,
И молюсь я: дай нам, Боже,
Всем хоть капельку любви!
Теперь 15-го мая в чудесное время, когда всё кругом цветёт и зеленеет, сюда собираются друзья и ценители творчества Александра Андреевича, и звучат его песни.
Мария Черкасова-Дулова